Из «князей» в «грязи»: мог ли русский дворянин быть «разжалован» до крепостного

Как известно, крепостное право на Руси было, по сути, разновидностью рабства, когда не только благосостояние, но и здоровье, и даже жизнь крестьян полностью зависела от воли их «барина». Но бывало ли такое, что помещик по неким независящим от него обстоятельствам, сам вдруг превращался в крепостного? Скажем, в том случае, если он совершал тяжкое преступление?

Тут следует заметить, что законодательство некоторых зарубежных стран в старину предусматривало такой или схожий вид наказания. Например, в Чосоне (и об этом знают, наверное, все любители корейских дорам) даже особы королевского происхождения могли быть «разжалованы» за серьёзные проступки до простолюдинов или рабов. И то, учитывая суровость местных законов, можно сказать, что им ещё повезло: хотя бы на эшафот не отправили - и то ладно...

Но были ли подобные прецеденты в Российской империи? И мог ли дворянин быть наказан «разжалованием» до крепостного?

Случалось, что бывших князей да графов сажали в тюрьму или же ссылали в Сибирь на поселение да на каторгу. А если речь шла об офицерах, то их могли разжаловать до рядовых и отправить в одну из «горячих точек» того времени. Скажем, на Кавказ, где в XIX столетии было, мягко говоря, неспокойно.

А вот, чтобы дворянин вдруг стал бесправным крепостным... Такого в Российской империи практически никогда не случалось. Были только единичные прецеденты, связанные, например, с ошибкой, путаницей в документах, а то и злым намерением кого-то из родственников «пострадавшего».

На самом деле, Кротов, которого современники прозвали «неутомимым хозяином» не жалевшим ни сил, ни времени для процветания своих владений, просто уже устал к этому времени покрывать бесчисленные долги своих отпрысков. И, чтобы те от него отстали, подарил одному из них - Дмитрию, небольшую деревню, доход от которой по мнению помещика должен был сполна покрыть расходы сына.

Но молодой бездельник не придумал ничего лучшего, кроме как продать отцовский подарок после того, как его собственные сбережения закончились. А заодно ещё и отомстить папеньке за его «жадность».

Новый хозяин проданной деревни вскоре решил пересчитать крепостных (благо, их там и было-то всего около 100 человек) и очень быстро обнаружил недостачу. Где, простите, «Степан Кротов, сын Егоров»?!

«Пропажа» отыскалась у себя в поместье. И долго не могла взять в толк, с чего это его объявили крепостным, если он, на минуточку, потомственный дворянин?

Узнав же, что в крестьяне его продал собственный сын, Степан Кротов страшно разгневался. И даже собирался поначалу подать на Дмитрия в суд за подлог документов. Но затем смилостивился над непутёвым отпрыском: «отмазал» его от тюрьмы да к тому же ещё и отвалил кучу денег лишь бы только аннулировать злополучную купчую.

Но обиду на Дмитрия Кротов всё-таки затаил. И когда всё более-менее благополучно разрешилось, отослал сына прочь и строго-настрого запретил когда-либо переступать порог родительского дома. И даже по завещанию оставил Дмитрию в наследство всего лишь одну захудалую деревеньку, почти не приносившую дохода.

Впрочем, с другими детьми Степан Егорович поступил схожим образом: оставил их почти ни с чем. Всё своё огромное состояние он завещал своей новой жене, а его сыновьям и дочерям осталась в наследство какая-то сущая ерунда. Должно быть, потому, что те в своё время батюшке все уши прожужжали, умоляя его смилостивиться и не допустить того, чтобы Дмитрий оказался в тюрьме или пошёл по этапу. Вот через много лет Кротов им то заступничество и припомнил, оставив их по завещанию практически без средств.